№ 1 и 2–3/1923
Журнал «Русское искусство» начал издаваться через пять лет после революции, когда художественная жизнь страны стала понемногу налаживаться. Однако в силу социально-исторической ситуации свет увидели всего три номера (по сути, два: № 2–3 были объединены).
Художественный журнал по вопросам живописи, графики, зодчества, скульптуры, литературы, театра, музыки, танца, народного творчества (крестьянского искусства) и художественной промышленности выпускался московским книжным издательством «Творчество» (графическая марка издательства была разработана Л.С. Бакстом).
В состав сотрудников входили А.В. Бакушинский, А.Н. Бенуа, Б.Р. Виппер, Д.И. Выгодский, Э.Ф. Голлербах, И.Э. Грабарь, М.Я. Гинзбург, Е.И. Замятин, С.А. Марголин, Д.И. Митрохин, П.П. Муратов, О.Э. Мандельштам, Н.Г. Машковцев, П.И. Нерадовский, Н.Н. Пунин, С.Э. Радлов, Б.Н. Терновец, М.С. Шагинян и др.
Целью журнала была популяризация русского искусства и ознакомление Европы и Америки с лучшими его образцами. Издание запланировали на нескольких языках: русском, немецком, французском и английском; ожидалось, что журнал будет выходить шестью выпусками в год в большом формате, объемом в 5–7 печатных листов текста (более 100 страниц), со множеством цветных и однотонных автотипий на отдельных листах. Издание печаталось в типографии имени Ивана Федорова (бывш. Р. Голике и А. Вильборг) в Петрограде. Предполагалось даже 500 элитных экземпляров каждого номера делать на бумаге верже по цене 6 рублей золотом (цена обычного журнала – 4 рубля золотом), цена сдвоенного номера на верже (№ 2–3) – 7 рублей 50 копеек (5 рублей – обычный).
В обращении от редакции в первом номере журнала «Русское искусство» говорилось:
«Никогда еще состояние искусства не являло собой картины более спутанной. Биение современной художественной жизни столь же стремительно, как и самый темп нашего существования. В поэзии, театре, изобразительных искусствах – напряженная борьба групп, головокружительная смена знамен, отмирание одних форм, дозрелое нарождение и быстрая ломка других. В час подобного художественного многоязычия естественен вопрос, предъявляемый к журналу, который дерзает появиться на этом взволнованном море: с кем он, на какой “фронт” держит он свой курс, каково его направление?
Только теперь, к новому 1923 году, русская жизнь переходит к спокойному учету накопленного ею за “ударные” годы войны и революции опыта, к мирному и созидательному деланию. И если отвлечься от лихорадочной и скорее кажущейся интенсивности нашего художественного “сегодня”, то станет очевидно, что лишь отныне наступает пора возрождения и для нашего искусства – пробуждение от летаргии одних, отказа от ошибок, проверки и утверждения достигнутого для других. От лабораторной работы – к осуществлениям! Таков должен быть лозунг нового года. Вместе с тем теперь приходит пора и для журнала, стоящего вне линии борьбы и поэтому претендующего более верно оценивать положение искусства, которое было бы некоим средоточием.
Вот почему, далекое от простого собирательства и эклектизма, “Русское искусство” будет отображать наше современное художественное бытие в его целом, закреплять – как документы – наиболее яркие его явления, к какому бы из противоборствующих станов они ни относились. Твердо стоя на почве признания нашей революционной современности, со всеми ее новаторскими порывами, и приглядываясь к буйным побегам ее молодого искусства – журнал, в то же время, будет беречь лучшие художественные страницы прошлого и по-новому вчитываться в них. Вчитываться – в интересах той преемственности, без которой невозможна ни художественная культура, ни техническое мастерство.
В поле зрения журнала – искусства всех видов: слова, звука, движения, театра, но прежде всего – искусство изобразительное. Живопись нуждается в особенном внимании именно потому, что с ходом войны и революции она частью замерла, частью отклонилась в сторону научно-технических отвлеченностей или даже уступила место непосредственной обработке реальных материалов. Нисколько не отрицая ценности этих подсобных исканий в искусстве, мы все же полагаем, что они отнюдь не могут заменить самого искусства живописи. С тревогой за его судьбу мы зовем к здоровому возрождению картины. Она найдет свое радующее место в укладе творимой общественной жизни. И не случайно, может быть, первый номер журнала откроется характеристикой двух представителей русской станковой живописи, являющихся и представителями столь властных ее традиций, как заветы древнерусской иконописи и уроки французского мастерства.
Усиленный интерес журнала к искусству живописи не означает неприятия им “производственных” принципов. Именно отказ от эстетизма самодовлеющей “конструктивности”, именно правильное размежевание целей искусства и производства, повысит подлинную ценность наших “левых” исканий – их ценность для жизни, для той области, которая их
ждет: художественной промышленности. Придавая огромное значение творческой самостоятельности масс и проникновению искусства в реальный быт, журнал направит свое внимание и по этому руслу. Он будет следовать за всем, что делается для возрождения нашего народного творчества и развития художественной индустрии.
Но почему же в наши дни, когда Россия уже пробивает стену окружавшей ее духовной блокады, а в течениях мирового искусства все более обрисовывается некий общий поток, мы словно вновь обособляем самим названием нашего журнала – русское искусство?
Это название отнюдь не таит в себе “националистического” притязания – напротив, журнал полагает свою миссию именно в том, чтобы содействовать скорейшему преодолению замкнутости русского искусства и взаимодействию его с искусством Запада. Поэтому он будет осведомлять русского читателя о заграничной художественной жизни, но прежде всего – параллельным и специальным изданием на иностранных языках — знакомить Европу и Америку с искусством России, с художественными плодами нашей исторической эпохи. Русское искусство, именем которого журнал наш является на свет, не зарубежное, а подлинное, со всем его великим прошлым и мятущимся настоящим, должно, наконец, по праву занять достойное его место среди мировой художественной культуры».
Номера журнала полностью соответствовали изложенной программе. Среди сумятицы художественной жизни лучшие специалисты, каждый в своей области, пытались выбрать точку опоры – ключевые имена и ориентиры для дальнейшего развития искусства. № 1/1923 открывался статьей Мариэтты Шагинян «К.С. Петров-Водкин. Эскизы к монографии». В этом же номере помещались статьи Павла Муратова «Последние работы Кончаловского», Михаила Кузьмина «Г. Нарбут», Абрама Эфроса «В. Фаворский и современная ксилография».
Осип Мандельштам в публикации «Буря и натиск», анализируя русский футуризм и символизм (творчество таких поэтов, как В. Хлебников, А. Белый, А. Блок, В. Маяковский, С. Есенин), выделяет среди всех Б. Пастернака. Борис Лопатинский в статье «Театр в Москве за годы революции», отмечая некоторые заслуги Вахтангова, отдает безусловное первенство Мейерхольду (ГИТИС) и Таирову (Камерный театр). Евгений Браудо в аналогичном ключе пишет о петербургской музыкальной жизни в статье «Мечта и действительность». Василий Воронов освещает «Крестьянское искусство на выставке Российского Исторического музея», утверждая, что оно является колыбелью исконно русских образов, мотивов и тем.
Сдвоенный номер, № 2–3/1923, немного превосходил первый, насчитывая 118 страниц. Он открывался прекрасной статьей Абрама Эфроса «Юбилейный эпилог. Павел Кузнецов. Пять фрагментов к двадцатилетию его искусства», Анатолий Бакушинский писал о выставке произведений В.Н. Чекрыгина, Давид Аркин – о живописи Р. Фалька, Игорь Грабарь – о фресках Дмитровского собора.
Евгений Замятин в статье «Новая русская проза» (Заметки о поэзии), давая оценку ранней послереволюционной прозе, отрицает существование пролетарской литературы.
Позиция редакции, которая не уделяла достаточного внимания «левым» течениям в искусстве, вызывала негативные отклики. Неудивительно, полярные мнения всегда существовали в культурных кругах. Так, например, Борис Арватов, не принимая заявленное редакцией стремление «стоять вне линии борьбы», писал: «…давным-давно не существует никакого единого русского искусства, ибо в этом последнем происходит и все более разгорается ожесточенная борьба между противоположными социальными и социо-формальными лагерями. Обойти эту борьбу, стать якобы над ней, можно только либо на словах, либо для того, чтобы прикрыть беспартийным флером собственную реакционность. <…> Пролетариату нужно только свое искусство для жизни, а “все” он может предоставить тем, кто, за неимением собственного, готов довольствоваться чужим, изжитым, выродившимся. Кузнецовы, Чекрыгины, Фальки, только потому современны, что о них еще не успели забыть; заниматься ими на десятках страниц можно только из желания уйти от современности».
Насколько он был прав, определила история, подтвердив общественную и художественную значимость такого рупора, как журнал «Русское искусство». Имена многих персоналий, творчество которых освещалось на страницах издания 1923 года, пережили своих критиков.
The Russkoye Iskusstvo magazine in 1923 (Issues No.No. 1 and 2-3/1923)
The first issue of the Russkoye Iskusstvo magazine was published in five years after the revolution, when the situation with art life in the country began to improve. However, due to the social and historical situation, only three issues came out at that time (even two in fact, as issues 2 and 3 were combined)
The art magazine on painting, graphic art, printmaking, architecture, literature, theater, music, dance, crafts and arts industry was published by the Tvorchestvo Moscow book-publishing house. (The logo of the publishing house was designed by L. Bakst).
A.V. Bakushinsky, Alexandre N. Benois, B.R. Vipper, D.I. Vygodsky, E. Hollerbach, I.E. Grabar, M.Y. Ginzburg, Y.I. Zamyatin, S. Margolin, D.I. Mitrokhin, P.P. Muratov, O.E. Mandelstam, N.G. Mashkovtsev, P.I. Neradovsky, N.N. Punin, S.E. Radlov, Boris Ternovets, M.S. Shaginyan and others were among numerous magazine writers.
The ambition of the magazine was to popularize Russian art and introduce its best works to Europe and America. It was published in a few languages: Russian, German, French and English. The magazine was expected to have 6 large size issues a year, each issue being of 5 - 7 printer's sheets (over 100 pages) with many multi-colored and single-colored autotypes in separate sheets.
The Russian version was printed in the Ivan Fedorov printing shop (former R. Golike and A. Vilborg) in Petrograd.